- Ни один человек меня так никогда не поражал, как вы Виктор!
- И не забудьте в баре говорить со мной только по-английски, dear Gregory!
…Ну, что рассказать про поход по проституткам? Вечером бары были забиты посетителями битком, мы даже не стали заходить. Все…
Сходил на бlядки…
Зато были свободные такси. Хотя да, согласен, неравноценная замена. Да и водитель мне не понравился. Не в моем, что называется, вкусе! Гы-гы-гы!
Пока мы шли от ворот санатория до нашего корпуса я спросил Клаймича, где можно будет подобрать поющих красавиц в будущий ВИА?
- Это не главная сложность, - мотнул головой Клаймич, - в консерваториях и профильных ВУЗах, - Их не так много по стране, пять-шесть городов объехать и можно найти ТАКИХ красоток… Все закачаются! Хуже другое, мало кто из них знает английский. У нас неважно учат в школах. Я вот вас иногда совсем не понимаю, так, догадываюсь по интонации.
"Охренеть! Ты решил, что это я плохо говорю?! Сам, говоришь так, что тебя и в Англии с пятого на десятое будут понимать…".
- Мы летали с коллективом на фестиваль Сопот и общались там с англичанами. Они даже меня не очень понимали, а я говорил в группе лучше всех.
"Ага, вот-вот!".
- Да, знание языка это наше непременное условие, - подтвердил я.
- Витя, а какие у вас отношения с Верой?
"Упс?!"
- Нормальные, вроде… - осторожно ответил я, - а что?
- Я разговаривал с ней и она отзывалась о вас хорошо, но как-то сдержанно… Мне показалось, извините, если лезу не в свое дело, что там присутствует какое-то напряжение…
- Ну, не знаю… В Ленинграде общались нормально. Правда я потом ей песню написал, может поэтому… Не хочет поощрять, так сказать, - я усмехнулся.
Клаймич искоса на меня посмотрел и тоже усмехнулся:
- Очень может быть…
- А что, вдруг, разговор о Вере? - перешел в наступление уже я.
- Ну, хороший бы был вариант… - неопределенно протянул Клаймич, - она красивая, на ваш взгляд?
- На мой, да… Даже весьма, - не повелся я.
- Ее папа работает в МИДе, она закончила МИМО, английский знает идеально. Кажется еще и испанский… У Татьяны… ну, Татьяны Геннадьевны - ее мамы, было чудесное сопрано, она говорит, что и у дочери прекрасный голос. Сам не слышал, но мнению Татьяны Геннадьевны можно доверять, она большой профессионал.
- Как же она из МИМО стала журналисткой в "Комсомолке"? - искренне удивился я.
- Ищет себя, - неопределенно ответил Клаймич, - я не очень в курсе этого… Просто, как вам такая кандидатура?
- По внешности - отлично, по голосу - поверю на слово, но надо слушать, а вот по характеру… мне она показалась какой-то нервной… как-будто живет с постоянно заведенной до упора пружиной…
Клаймич согласно кивнул:
- Вы наблюдательны. Там была, пару-тройку лет назад, одна нехорошая история. Девочка после этого несколько замкнута.
- Изнасиловали что ли? - брякнул я.
- Нет! Слава богу до этого не дошло, - поплевался через плечо Клаймич, но отпечаток душевный у нее, видимо, остался.
- Поняяятно, - протянул я, - ну, не знаю… думаю она сама не захочет… Но попробуйте спросить, чем черт не шутит! Главное проблем нам не огрести с такой кандидатурой. И семья у нее обеспеченная… Сложнее контролировать будет, чем какую-нибудь голь-шмоль перекатную…
Григорий Давыдович удивленно посмотрел на меня и …согласно кивнул:
- Да, те больше потеряют… если что… Я сразу не подумал. Так может и не стоит?
- Может… Хотя, все-таки, поговорите. Может до чего-нибудь путевого и договоримся.
Последние пять минут разговора мы стояли у дверей моего корпуса.
- Спасибо вам большое, что проводили, маме так спокойнее!
- Мне не сложно, тем более, мы так продуктивно пообщались! Тогда, Виктор, спокойной ночи и завтра я позвоню, после обеда.
- Спокойно ночи, Григорий Давыдович…
Весь путь до двери номера довольная ухмылка не сходила с моей рожи:
"Попитка не питка, да товарищь Бэрия?!"
На следующий день я, клятвенно пообещав маме не задерживаться допоздна, все-таки, добрался до "мамонтов". Правда, в этот раз заранее договорился с ними о встрече по телефону, чтобы опять не "лизать ручку" закрытой двери.
Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что в этой квартире время проводят весело… Все признаки: гора мытой посуды, подувядший букет роз, пять бутылок из под "Советского шампанского" на подоконнике и почти пустая коробка конфет "Садко" на столе.
А так же отвратительно бодрые и довольные жизнью рожи "братцев"!
- Хороши… Вижу время вы тут неплохо проводите, пока я над работой, как царь Кащей над златом, чахну…
- Ну, дык… мы что… - сыто потянулся Димон, - говори чаго надо, вместе будем рифмовать "стул" и "жопа"!..
Реноме надо поддерживать. Я немного помолчал и продекламировал:
- Если в песнях для народа слово "жопа" рифмовать,
То не долго будет, братцы, "стул" на нары променять!
Оба гада заржали дуэтом… Отсмеявшись, Леха сказал:
- Все, с гулянками с сегодняшнего дня завязываем! Говори, что надо?
- Чего так? - подозрительно поинтересовался я, настороженный такой уступчивостью, - к суду протрезветь захотелось?!
- Неее, - Леха развалившись на диване, лениво отмел мою версию, - я следака в ленинградской прокуратуре оказывается неправильно понял. Не будет тут никакого суда…
Я напрягся:
- Почему?!
- Они ведут все по "вновь открывшимся обстоятельствам", поэтому опрашивают тут местные, а документы отправляют наверх, там в Москве новое решение и примут… в Верховном Суде. Сочинский прокурор сказал, что точно оправдают…
Все немного помолчали. Я же еще и мысленно постучал себе по лбу. Не Леха мне процедуру должен был объяснять, а сам должен был сообразить. Ну или нынешний УПК РСФСР почитать…
- Хорошо. Пусть так… Главное, ведь, результат…
Оба "мамонта" синхронно кивнули.
- С чего тогда конец гулянкам?
- Деньги, почти, закончились, - ухмыльнулся Димон, - хорошо, что за жилье сразу отдали…
Я понятливо кивнул и искоса глянул на Леху. Тот чуть заметно отрицательно качнул головой.
"Понятно… Про "заначку" Димон ничего не знает. И она целая".
- Транжиры… - пренебрежительно фыркнул я, - ну, тогда у вас появилось время порешать мои проблемы!
- Так чего надо-то? - уже настойчивее повторил свой вопрос Леха.
- Поучи меня играть на гитаре, - я вопросительно уставился на "старшего братца".
- О-па… Да, я и сам не очень-то… Так, три аккорда и "боем"… да, и учитель из меня еще тот… - замялся Леха, - О! Завадский говорил, что он играет на гитаре тоже! Вот с кем надо!
- Я же не сказал "научи", я сказал "поучи"… - выделил я интонацией последнее слово, - а если нормально пойдет, тогда к Завадскому и обратимся… а то может нет у меня способностей к музыкальным инструментам…
- Ха! - заухмылялся Димон, - наш "вундеркинд" перед Коляном облажаться боится?!
Я, неожиданно для себя, с большим трудом справился с накатившим раздражением.
"Однако, ты меня подzаеbаl, дружок, со своими комплексами и подколками".
- Хорошо… давай попробуем, основы я, все-таки, знаю, - поспешно согласился Леха, почуявший неладное.
Я еще пяток секунд посидел молча, пряча глаза и подавляя сильнейшее желание послать Димона "на" и "в", а потом спокойным голосом ответил:
- Да, я не хочу облажаться перед Николаем, поскольку он мне пока только знакомый, и не боюсь облажаться перед Алексеем, поскольку он мне друг. Ты все понял правильно, Дима.
Несмотря на свою толстокожесть, Димон тоже почуял проблемы и попытался замять:
- Ну, дык я сейчас гитару принесу, вы с Лехой и попробуете…
С этими словами он подорвался в Лехину комнату за гитарой, которую "старший братец" захватил с собой на отдых.
- Лешшшааа…
- Понял, понял… поговорю с ним сегодня…
- А вот и балалайка! Ну, давайте лабать! - вернулся Димон, потряхивая инструментом.
Гитарой я промаялся около двух часов и порезал струнами два пальца, после чего сделал вывод, что во-первых, мне все это не нравится, во-вторых, учитель из Лехи никакой, а в третьих, я бесталантный дебил, у которого, на самом деле, нет способностей к музыкальным инструментам. Слава богу хоть слух с голосом неплохие…
В расстроенных чувствах, поскольку видел гитару в некоторых своих планах, я вернулся к обеду в санаторий. Солнце сегодня палило немилосердно, было очень жарко и, когда мы с мамой пришли из столовой, я, ни секунды не медля, полез под душ. Уже после спасительной прохлады воды, вытираясь вафельным полотенцем с печатью санатория, в зеркале ванной я заметил, что мой шрам на боку, оставшийся от ножа, превратился в тонкую еле заметную линию.
"Охренеть, скоро и этим будет не похвастаться. Минус еще один козырь. Вслед за возможной гитарой…", - расплавленные жарой, мысли лениво возникали в голове и так же вяло оттуда испарялись.